Они догоняли. Они дышали мне в спину, и я словно уже ощущала затылком холодную сталь приклада, а в груди что-то взрывалось миллионом огней, открывая второе, пятое, десятое дыхание, лишь бы не попасться этим тварям в лапы.
Я петляла по улицам, будто пряталась в нашем лесу, используя укромные уголки, запрыгивая в мусорные баки и замирая за ближайшей кирпичной кладкой, закрывая ладошкой себе рот, чтобы не пискнуть в самый решающий момент или не застонать от боли.
Ее я заметила не сразу. Перевалившись через забор, я кулем упала на землю и почувствовала такую острую боль, которой еще никогда не испытывала. До пятнадцати лет во мне еще не успели продырявить отверстие пулей. Теперь же можно было поздравить себя с почином. Рана болела, ныла и не давала нормально работать рукой, пришлось в спешном порядке лишаться рубашки и рвать ее на мелкие лоскутки, зажимая пулевое ранение возле ключицы и придерживая импровизированную повязку на боку, разодраном проволокой с забора. Почему-то там крови было больше...
Помню, как позволила себе передышку в десять минут и как потом бежала что есть духу, разрывая так некстати сократившееся расстояние, а горло саднило, выдавая изнутри надсадное дыхание опаленных кислородом легких.
Я должна была выжить. Должна была донести этот чертов чип с чертежами своим и, гордо выпрямившись, отрапортовать матери, что задание выполнено успешно.
Перед глазами пляшут противные черные мушки, но сил поднять руку и попытаться прогнать их уже нет. Я знаю, что все это лишь иллюзия, что они - в моей голове, но как же они бесят! И я понимаю, что мне нужна еще одна передышка. Всего пара минут отдыха и новый забег, ведь я так долго висела над картами города, ведь я не могла ошибиться дорогой, ведь до стены пара домов и сколько-то там метров пересеченной местности... "И ты станешь легкой добычей", - шепчет голос у меня в голове, - "тебе некогда отдыхать, Эрин, вставай. Кто ты такая, чтобы не выполнить приказ командира и погибнуть раньше? Вставай!" И почему моя совесть всегда говорит голосом моей матери, самой беспринципной женщины из всех, которых я знаю?
И я не останавливаюсь, пробегаю очередной уютный уголок в переулке, бросая лишь тоскливый взгляд в его сторону и вижу, как в дальнем конце появляется вторая часть патруля. Может это была не совесть, а интуиция? У моей матери всегда был нюх на передряги, хоть что-то еще должно было достаться мне по наследству, кроме скверного характера...
Поворот, сто метров, еще один поворот, удар.
Я не понимаю от чего только что получила удар в живот, но мне все равно. Бежать, только бежать. Внезапно меня хватают за руку, за ту, больную, и я готова взвыть от боли, но молчу. Лишние звуки - лишняя опасность.
Я поднимаю злой взгляд на препятствие с таким неаккуратным хватательным рефлексом и надеюсь, что все же прожгу в ней дыру по центру лба, на большее просто не хватает сил.
Она что-то лепечет себе под нос и я благодарю небо лишь за то, что у девчонки хватило мозгов произносить все шепотом. Кажется, она предлагает помощь и даже уверяет, что не обидит меня. Я улыбаюсь так же зло, а боль и вовсе превращает растягивание губ в гримасу. Я бы плюнула ей под ноги и продолжила бежать дальше, но слышу за спиной противный топот тяжелых сапог. Неужели они догнали меня?! Нашли и сейчас пристрелят как паршивую дворнягу на глазах этой..вот этой... А хотя нет, убьют обеих, какая им разница? Иметь на руках труп одной или двух девчонок?
Я внимательнее присматриваюсь к незнакомке и убеждаюсь, что если она и старше, то не намного. Пустоголовая малышка, которую волею случая затянуло в жернова "справедливости" и чьи косточки не найдут даже бродячие псы.
Я согласно киваю и делаю пару шагов по направлению к поднятому велосипеду. И как они только катаются на этих неудобных штуках?
Рубашка приходится очень кстати и я споро продеваю руки в рукава, не сдерживаясь и охая от боли. Еще чуть-чуть и,кажется, я все-таки потеряю сознание. Чуть поджимаю ноги и мы медленно катимся куда-то, куда я сама даже не знаю и почему-то становится все равно. Голова опускается лбом между чужих лопаток и я стараюсь дышать как можно ровнее, пытаясь сохранить остатки самообладания и не уплыть за грань, в манящую и обволакивающую темноту.